Как я попал во священники? Совершенно случайно. Меня всегда интересовали вопросы историко-культурного наследия. В юности хотел стать реставратором. Занимался рисованием для поступления в архитектурный, но задолжал большую сумму – сорок рублей на частных уроках. В инженерно-строительный у меня не взяли документы под предлогом неподходящего здоровья, а может быть в силу того, что в последний день сдавал документы. В историко-архивный документы приняли, но с экзаменов я ушел.
Усидчивости мне не
хватает до сих пор, но зато по ночам мне снятся путешествия. Одно из моих
любимых было паломничество в Троице Сергиеву Лавру, примерно два раза в год. Я
прикладывался к мощам Преподобного Сергия, заходил в иконную лавку, вдыхал
аромат свеженапечатанных иконок, обязательно заходил в ризницу или музей. Как
тогда, так и сейчас, меня не интересовала религия вообще, а именно религия в
сочетании с эстетикой и литературой. Например такой, какой она была тогда в
Лавре или в старых московских храмах. Все это была отрада среди силикатной
жизни в школе и дома.
Мне и сейчас интересно
наследие только в религиозном аспекте, мне мало религиозности в сиюминутном
проявлении. Точнее, приятно раскрывать религиозное через историю и культуру, а
историю и культуру через религиозное. Слово «духовность» мне очень претит.
Путь в семинарию был
очень длинным. Работа, армия. Полтора года я был сторожем и дворником чтобы
получить заветную рекомендацию. Это была незабываемая пора перестройки, кто-то
жил надеждами на свободу мыслей, кто-то на либеризацию цен. Где-то далеко уже
шла война и объявляемые суверенитеты никак не затрагивали, все привыкали, все
учились новой жизни, почти не жалея о прошлом.
В Московскую Духовную
семинарию провели огромный набор, четыре класса вместо одного, почти сто
человек. В последний раз я учился целых пять лет назад и было очень приятно
услышать свою фамилию в числе поступивших. Это был целый обряд. Большой зал
размером с кинотеатр вмещал абитуриентов. Трапезный зал со столами на четыре
или на шесть человек. На приеме пищи читали жития, кажется без микрофонов, но
гул толпы было трудно остановить. В тот вечер было очень тихо. Дежурный в
черном подряснике зычным голосом зачитывал список поступивших.
Сейчас это было бы
фарсом. Ныне провинциальная семинария всегда примет неудачника. Я боюсь
ошибиться, но кажется конкурс был тогда два-три человека на место, если не
больше. При провале приходилось ждать будущего года, некоторые так и делали.
Что тогда им было делать целый год? Меня приняли с первого раза, но как видите
к поступлению я готовился долго. Не в плане заучивания чего-либо и штудирования
литературы, скорее в плане выдержки и ожидания момента. Не экзамены это было
вовсе, а попытка оценить абитуриента, что он из себя представляет.
Разъехались все. Среди
поступивших, я казался если не дедом, то каким-то взрослым, привыкшим быть и
без мамы, и армия, и работа за плечами. Большинство пришло сразу после школы и
поспешило к родителям. Я же очень любил Лавру и меня переполняло счастье от
того, что я буду жить здесь. В тех самых стенах, в которые я раньше приезжал
паломником. Надо сказать, что Лавра не разочаровала. Я назову два самых главных
для меня места – Троицкий собор с мощами и библиотека. Надеюсь рассказать
подробнее, но потом.
Всенощную под праздник
Преображения я простоял в Успенском соборе Лавры. Там умеют служить. В древнем
соборе шестнадцатого века пели два хора. На каноне запев «Величай душе моя
Преобразившегося Господа» возгласил архидьякон Роман Тамберг и этот запев
застрял у меня в ушах. Наутро я патриотично пошел в академический храм. Там
было скучнее, пел женский хор и служил владыка Александр Тимофеев. Девушки пели
внизу, а я в первый и в последний раз был на хорах. Однако настроение это не
испортило, наоборот. Я закоснел в Лавре до вечера, пока не собрался все же домой
в Москву.
Что ни говори,
паломников тогда было мало. Я придерживался того обычая, какого придерживалось
большинство. Заходишь в Лавру, сначала к Преподобному. Уходишь, тоже самое,
сначала благословись. Подходя к белокаменным стенам собора, я встретил московских
знакомых. Удивляться не надо, это порой и сейчас случается, тем более тогда и в
таком месте. Не помню только, успел ли я поделиться своей радостью. Думаю, что
да. Вот, что я услышал:
— Ты представляешь, в
Москве танки?
— Какие еще танки, –
удивился я по-настоящему – мы же не на Кавказе!?
— Ничего не понятно
что поисходит. По телевизору выступили с обращением. Ввели чрезвычайное
положение и на улицах стоят танки.
— Да не может быть.
Перестаньте!
— Ну, не веришь,
приезжай! Сам увидишь.
— Ладно. Давайте
сначала к Преподобному зайдем!
Дорога не сложная. Не
доезжая вокзала можно сойти на станции и доехать домой на трамвае. Пошел
сильный дождь и очень стемнело. На асфальте и в правду стоял танк, вернее БМП.
Солдат не было. «Танк» производил жалкое, я бы сказал беззащитное впечатление.
Смотреть было нечего и я по лужам пошел домой, предвкушая радость от своей
новости. Дома в темноте только светился экран с какой-то черно-белой картинкой,
хотя телевизор был цветным.
За столом на экране
сидели какие-то старцы в пиджаках и один из них, с трясущимися руками говорил
что-то невнятное:
— А я поступил! Я
теперь буду учиться!
— Да. Хорошо. Ты
посмотри, что происходит!!!
— Что происходит?
— Как что?! Объявили
ЧП. Коммунисты возвращаются!
— Ну и что с того?! Я
вот, например, наконец, буду учиться.
— Ой, да ты посмотри,
что происходит! На улице танки!
— Да видел я эти
танки! Ничего особенного и ничего страшного. Танков мало, а Москва большая. По
мне, бояться там нечего. Солдаты, вообще, где-то мокнут.
Так моя радость утонула
в пучине волнений. Пару дней москвичи были придавленные, насупленные. Помню,
потом как горожане братались с солдатами, затем по телевизору показали как
Ельцин взобрался, словно Ленин, на танк. Он что-то говорил про свободу, человек
за его спиной размахивал триколором. Под танками, говорят, погибло три
человека, и бронемашины с улиц вскоре исчезли. То ли переворот, то ли карнавал.
Вскоре погода улучшилась, пришло солнце. На воскресную службу я пошел в любимое
Антиохийское подворье.
Служба как служба, а вот
проповедь я запомнил надолго. Помню, как сейчас, в белых ризах среди пышного
барокко храма Архангела Гавриила держит речь знаменитость – игумен Марк,
кажется, колумнист из «Московских новостей». Подворье как-то гордилось своей
несоветской юрисдикцией, поэтому такие священники там были в норме.
«Мы празднуем сегодня
Преображение Господне и мы скоро увидим, как будет преображаться наша Россия!»
Каждый раз отмечая
праздник, я вспоминаю те события, вспоминаю, как игумен женился и все такое. Я
вспоминаю ту веру и надежду с которыми мы слышали эти и подобные слова. Я
внимательно смотрю. Сбылись ли эти слова, что в светлый праздник Преображения с
амвона сказал священник… и не знаю, что ответить самому себе.
Ответьте вы. Без
сомнения, Россия преобразилась. По количеству расстеленного по дачам ондулина,
по количеству лака на иномарках, мы преобразились, стали жить лучше. Нельзя с
этим спорить. Мы превзошли самих себя по количеству нитрид титана на куполах и
сусального золота на бездушных иконах. Россия преобразилась, батюшка не
обманет.
В Лавру я давно не
езжу. Там провели евроремонт, повсюду гламур, повсюду девочки. Нельзя быть
против девочек, но тех уголков Лавры, уголков вечности, что я застал в
студенчестве, становится все меньше и меньше. Пусть они живут в моем сердце как
добрые воспоминания. Пусть они прорастают тем или иным образом. Пусть
преображение совершается.
19 августа 2021 года.
Свящ. Александр Парфенов
Комментариев нет:
Отправить комментарий