23 августа нынешнего
года исполнилось 130 лет со дня рождения Заслуженного учителя РСФСР и Почетного
гражданина г. Ростова Веры Дмитриевны Титовой. Её имя едва ли знакомо молодым
людям нашего времени, тем более что к роду известного исследователя ростовской
старины Андрея Александровича Титова оно не имеет никакого отношения. А вот
многие из ростовцев старшего поколения, наверняка, вспомнят интеллигентную седовласую
женщину невысокого роста в элегантной шляпке.
В Ростовском
филиале Государственного архива Ярославской области имеется персональный фонд
Титовой Веры Дмитриевны. Здесь представлены личные документы, рукописные и
печатные материалы, связанные с её профессиональной деятельностью. Но особый
интерес представляют мемуары педагога. Написаны они в школьных тетрадках
каллиграфически красивым почерком рукой Веры Дмитриевны. Перелистаем
пожелтевшие странички и познакомимся с их фрагментами[1],
касающимися биографии учителя и страницами истории образования в нашем городе.
Елена Рогушкина - старший научный сотрудник
отдела Истории Нового времени и ГИС
ГМЗ "Ростовский кремль"
РФ ГАЯО. Ф. - Р. 1165. Оп. 1. Д. 1.
(л. 1)
Имея за
плечами 74 года трудовой жизни и 44 года напряженной работы на ниве народного
образования, я решила изложить вкратце биографию моей семьи и свою многолетнюю
работу.
Я думаю
разделить материал на четыре периода:
1) Краткое
изложение уклада жизни моей семьи и учеба в гимназии.
2) Моя
педагогическая работа с 1909-го года по 1915-ый год – до поступления на Петроградские
высшие женские курсы.
3)
Педагогическая работа с 1920-го года по 1936-ой год (в 3-ей начальной советской
школе I-ой ступени, в
1-ой школе II-ой
ступени, наконец, в средней школе № 1).
4) Работа в
средней школе № 2 с 1936-го года до конца1956-го года.
Сейчас я
выполнила только первую часть работы, которую вместе с имеющимися материалами,
относящимися к этому периоду, помещаю на хранение в Архив.
Заслуженная
учительница школы РСФСР В. Титова (пенсионерка).
25-го сент.
1962 г.
(л. 2)
Некоторые
биографические сведения о моей семье.
Отец мой,
Дмитрий Николаевич Титов, родился в 1850 году, умер в 1919 году. Он прожил
довольно трудную жизнь. Родина его деревня Демьяново б. Даниловского уезда
Ярославской губернии.
Его отец и
мать были крепостные, но они откупились от барина, получили звание мещан. Дед
поселился в деревне Демьяново, получив наравне с крестьянами, надел земли.
Отец мой
научился грамоте у деревенского дьячка, и до конца своей жизни читал очень
медленно, писал с грубыми ошибками, но понять было можно, хорошо считал на счетах.
Еще подростком
он уехал в Саратов и поступил «мальчиком» в одно из скорняжных заведений города
Саратова. Через 3-4 года он сделался мастером-скорняком и работал там.
Затем он приехал в Ростов, женился.
Здесь он сначала работал скорняком (л. 2об.)
у купца Власова. Пробовал торговать мехами и готовой (простой) верхней одеждой,
но не выдержал конкуренции и должен был прекратить торговлю. «Вылетел в трубу»
как тогда говорили в подобных случаях. Потом снова поступил к Власову (вернее
уже к вдове Власовой). Примерно, в 1900-м году он организовал небольшую
скорняжную мастерскую. Имел, обычно, 5-7 человек рабочих. Таким образом он
считался кустарем-ремесленником.
Мать моя,
Мария Васильевна Титова (б. Головкина) родилась в 1856 году, умерла в 1943
году. Она была сирота. Отец ее погиб, когда ей было 6 месяцев. Он даже не видел
ее. Отец моей матери был рыбак; он вместе с артелью ловил рыбу. И в один
несчастливый день утонул в реке Урал, стараясь переплыть ее на лошади. Мать
воспитывалась у дяди Головкина, брата ее отца.
Детство было
тяжелое: она даже не знала грамоты. Когда ей было 9-10 лет, ее отдали учиться
«на портниху» к Марье Кузьминичне Кокориной. Хозяйка набирала таких девочек 5 –
6. помимо взрослых девушек-работниц. Первое время девочки только грели (л. 3) утюги, относили заказы и
выполняли другие подсобные работы, а шитью вначале учились мало, поэтому срок
обучения тянулся долго, лет пять. Хозяйка, по словам мамы, была очень строгая,
и нередко железный аршин, которым меряли материал, приходился по спинам
девочек-учениц. По окончании обучения девушки могли работать самостоятельно.
Моя мать,
выйдя замуж, была хорошей помощницей отцу. Она не отказывалась ни от какой
работы. Когда отец был скорняком у Власова, то она, как рассказывала нам, «крепила»
зайчину. Эта была трудная и очень грязная работа. Я уже не помню, что это за работа.
Затем он содержала 2-х – 3-х девушек и вместе с ними шила «немудрую» верхнюю
(базарную) одежду, заказы которой брала у рыночных торговцев: Дрепина, Бутылина
и других. Этой дешевой одеждой снабжали рабочих и крестьян.
Помню длинный
и широкий стол, низко опущенную лампу-молнию и мою мать и девушек, склонившихся
над шитьем. Иногда надо было срочно выполнить (л. 3об.) большой заказ, и тогда они засиживались до глубокой ночи.
Когда отец стал торговать, то и тут моя мать помогала ему. Неграмотная, - она
научилась считать на счетах, хорошо разбиралась в денежных знаках того времени,
умела сосчитать, сколько стоит взятый покупателем товар и сколько надо сдать
сдачи. Она в морозы и даже в метели ездила на базары в Борисоглебские слободы,
Караш, Вощажниково и другие торговые села. Это была так же утомительная, а
главное – опасная для здоровья работа, особенно для женщин, во время пути приходилось долго
сидеть на возу и мерзнуть, да и торговля часто велась не в помещении, а на
открытом воздухе.
Благодаря
упорному труду, бережливости и даже скупости в расходах на содержание и
благодаря большой помощи в виде кредита от общественного банка и некоторых которых
добрых знакомых родители мои поставили дом на Окружной улице (№ 49). Много позднее
была куплена и перенесена скорняжная мастерская. Отец в течение всей своей
жизни очень заботился о доме. Можно (л. 4)
сказать, что дом был любимым его детищем. Он сам каждую осень лазал в
подполье и проверял все «продухи», вовремя нанимал мастеров для необходимого
ремонта. Во дворе всегда было чисто, сам подметал двор и убирал мусор, а все
углубления засыпал мелким щебнем. Санитарная комиссия никогда не заходила к
нам.
Мои родители
имели 7 человек детей; два сына умерли еще младенцами: мальчик Костя – 4-х лет,
и Вася – 6-ти месяцев. Таким образом осталось детей 5 человек: два сына и три
дочери (Николай, Александр, Ольга, Мария, Вера).
Из всех детей
только одна я получила среднее, а затем высшее образование, остальные учились
только по три года. Два брата работали в мастерской, а сестры под воротники,
которые выделывались в мастерской, подшивали подкладку на вате. Эта работа
называлась «подбивать» воротник. Теперь таких воротников в продаже нет, да и
тогда они шили для мало развитых народностей нашей родины. Во время каникул я
также занималась этой работой и таким образом (л. 4 об.) помогала родителям, но уже с 5-го класса гимназии я
репетировала учениц по математике.
Так как мой
отец не имел средств, чтобы вести торговлю таким дорогим товаром, каким были
меха, то для мастерской он брал в Москве у Охлопкова, Длуга и других богатых
фирм партии сырого товара и перерабатывал в своей мастерской. Платили ему за
работу дешево, как говорится «прижимали». Иногда отец покупал товар для себя,
частично в кредит; также обрабатывал его и продавал на Нижегородской ярмарке.
Нужно сказать, что часто терпел убыток, так как в кредит покупал товар дорого,
а продавать приходилось так, что не оправдывалась обработка. Вспоминаю одну из
таких неудачных покупок. Товар почему то совсем не имел спроса на ярмарке,
пришлось продать за бесценок. Расплатиться с фирмой полным рублем было
невозможно: отцу грозила продажа дома «с молотка». Отец страшно расстроился и
струсил; не мог ехать в Москву для переговоров, тогда моя мать, собрав все свое
мужество, отправилась (л. 5) в Москву
и упросила фирму взять 40 коп за рубль. Гроза миновала; с тех пор отец стал
осторожнее при покупке товара.
Мой брат
Александр, работая еще у отца, очень «пристрастился» к книгам, он покупал
недорогие книги на скромные сбережения; читал их сам, часто читал вслух
«мастерам», а также давал на дом интересующимся рабочим-скорнякам. Позднее,
когда он служил в Ярославле у Агафонова (примерно, с 1900-го года) в качестве
управляющего скорняжной мастерской, он постепенно составил хорошую библиотеку.
У него были собраны сочинения многих классиков, а так же были очень старинные
журналы, например «Современник» Некрасова. Перед смертью (умер в 1959 г.),
когда он уже был пенсионером-надомником, домашние условия жизни усложнились, и
он много книг продал в Ярославский краеведческий музей и различным лицам. Много
книг пропало.
Брат был
писатель-самоучка; в молодости писал рассказы и стихи (л. 5 об.) в бывшей газете «Северный край» и в некоторых журналах.
Потом он интересовался фольклёром, и собрал материал по деревенской свадьбе
(больше по бывшему Даниловскому уезду). Эта его работа издана Ярославским
краеведческим музеем. До революции была издана книга, примерно, под таким
названием «Сборник стихотворений всех русских поэтов и поэтесс» (точного
названия не помню). В числе других стихотворений было помещено и стихотворение
моего брата под названием: «К матери». Эту книгу я что-то у него в последнее время
не видела. (В Ярославском музее имеется портрет брата, как писателя-самоучки).
Уклад жизни
нашей семьи был мещанский. Когда мы были небольшими, то жили очень скромно,
даже бедновато. Обед и ужин был простой: щи, пшенная каша, кисель или суп,
гречневая каша, молоко и т.д. Часто употребляли картофель во всевозможных видах
(вареный, жаренный, картофельник, пюре). По постам варили суп или щи с грибами (л. 6) или рыбой, горох, часто
приготовляли винегрет или окрошку («холодное» - как называли тогда). Суп, щи и
другие кушанья ели из общего блюда деревянными ложками, причем мясо, которое
перед обедом (или ужином) крошилось мелкими кусочками. Могли брать в ложку
только после команды отца: бери с мясом. (Иногда даже применялось такое выражение:
таскай со всем»).
Белый хлеб (и
пироги) пекли два раза в неделю: в воскресенье и в среду; булки покупали очень
редко; большею частию в праздники – рождество, пасху – для закусок, которые
приготовлялись для гостей. Черный хлеб пекли дома, смотря по потребности. Масло
русское имелось почти всегда, а сливочное – было редким гостем за чайным
столом. Колбасу покупали изредка, сыр и различные консервы – очень редко.
Завтрак большею частию состоял из одного следующего блюда: яйца (были свои
курицы), жареного картофеля, творога. Манной каши и т.д.; чай с молоком.
Вообще, чай был у нас в почете: пили три раза в день с молоком или вареньем. (л. 6 об.) Кофе особенно какао никогда
не покупали. Конфеты, пряники и всякие другие сладости покупали редко, но
варенья разных сортов летом варили много, часто заготовляли на большую часть
зимы.
Вот теперь
видишь как много покупают мороженного, и дети и взрослые. Мы покупали в детстве
мороженое 3-4 раза в лето; это было большим праздником для нас. Тогда мы
лакомились вот так: собирали кости, разное тряпье, а по улицам ездил так
называемый, Якуня-Ваня, он имел пряники, леденцы, вареную грушу в кадушке и
т.п. Мы приносили свой «утиль», хотя
такого названия тогда еще не было, а он нам давал взамен конфеты, отвешивал на
небольших весах грушу, причем накладывал ее в чашку теми руками, которыми
разбирал тряпки, и мы с наслаждением ели такие сласти и ничем не заражались.
Сейчас кажется просто невероятным, как допускалась такая антисанитария.
Когда отец
организовал мастерскую, (л. 7) надо
было готовить для рабочих пищу (мастера были на хозяйских харчах), пришлось
нанять прислугу. Одно время даже держали корову, так как старший брат женился,
у него пошли дети, которым требовалось молоко. Семья наша увеличивалась, стала
зажиточнее.
В это время
стали жить культурнее: ели из отдельных тарелок металлическими ложками. Пища
хотя по-прежнему была простая, но приготовлялась более тщательно, а потому была
вкуснее. Особенно по воскресеньям и праздничным дням хорошие пеклись пироги,
над ними трудилась старшая сестра. Праздники теперь справляли хорошо: на
рождество покупали колбасу разных сортов, сыр, ветчину, в рождество обязательно
приготовлялся студень. На пасху пекли несколько вкусных сдобных куличей, делали
творожную пасху, красили в большом количестве яйца. В начале гости собирались в
нашем доме редко (из-за экономии расходов), обычно, три раза в год: в
рождество, масленицу и в именины отца – 21 - го сентября (л. 7об.) по ст.ст. Приходили родственники и близкие знакомые. Приготовлялось
угощение: вино, небогатые закуски, пекли пироги, а в течение вечера несколько
раз обходили гостей с подносом. На котором были пряники, конфеты, обязательно
орехи. Осенью прибавлялись яблоки и виноград. Мужчины играли в карты большею
частию денежными ставками. Иногда играли в карты и женщины. Когда мы подросли,
то гости стали бывать чаще; угощение стало лучше; даже раза два-три была елка,
для нас, детей, и взрослых вместе. Нас не баловали развлечениями, елку и то не
собирали специально для нас. Мы иногда просили устроить елку, даже плакали, но
отец жил очень экономно . помню, как в детстве нас возили (на розвальнях) на
елку к знакомому торговцу Юрьеву, который жил на Ярославской улице. Там были и
взрослые, и дети. На этой елке я впервые увидела гостей в масках и в костюмах
клоуна, домино, пажа и проч. Они держались свободно, плясали, много шутили,
развлекали детей. играя с ними в различные игры.
(л. 8)
Всем было
весело, так что я до сих пор помню эту елку.
Родители наши
в молодости и в гости ходили не часто. Только позднее стали гостить чаще,
увеличился круг знакомых. Ходили к Числову, Зеленову и др.
Мы, три сестры
выросли; я училась в последних классах гимназии; развлекалась мало: очень много
занималась учебой. Сестры часто «пировали» у подруг на свадьбах, им шили
бальные светлые платья, а мне отец говорил, что меня учит, а потому на наряды денег
нет. Я не возражала, так как очень хотела получить образование. К тому времени
старший брат (Николай) стал членом «Общества любителей искусств», и сестры
стали посещать спектакли, танцевальные вечера, которые устраивались обществом.
Я же большею частию довольствовалась теми немногими развлечениями, которые
предоставляла гимназия. Я стала ходить на спектакли и вечера, когда уже стала
учительницей, после окончания гимназии в 1908 г. Тогда у меня были (л. 8 об.) свои заработанные деньги, и я
белее свободно распоряжалась ими.
Наша семья
редко выезжала из Ростова с целью развлечения и отдыха. Только несколько раз
отец с нами (тремя дочерьми) побывал на своей родине в деревне Демьяново.
(Обычно, он ездил туда один). Мы много времени проводили в своем саду или в
саду у соседей, где у нас были подруги. До построения скорняжной мастерской у
нас был довольно обширный сад и огород. Росли кусты черной и белой смородины,
малины, были яблони. Садили огурцы, морковь, свеклу, лук, немного гороха,
бобов, цветов, капусты садили много, рубили ее и заготовляли на всю зиму.
В детстве
летом мы еще много гуляли на лугу, который был против нашего дома; собирали
цветы, «съедобные» травы (ягель, щавель). Особенно весело было во время сенокоса:
играли в прятки за копнами, кувыркались в них, и просто отдыхали в свежем душистом
сене. Когда стали взрослыми, (л. 9) то
почти каждый день ходили в городской сад утром или вечером. Три раза в неделю в
саду играл оркестр военной музыки под управлением Флаксерман. Прекрасно
исполнялись арии из опер, и многие ходили в сад, чтобы послушать музыку.
Изредка ездили компанией на лодке по озеру Неро, гуляли по острову. Никогда не
купались, так что ни одна из сестер не умела плавать. О какой-либо даче даже
никогда не было разговора в нашей семье.
Родители мои
были верующими людьми. Отец лет десять был старостой в Николоспольской церкви.
Он любил, когда вся наша семья приходила в церковь за всенощную или за обедню.
Но мы часто огорчали его. Когда были маленькие, то ленились ходить в церковь,
особенно за раннюю обедню, так как надо было вставать рано, в 6 часов, а когда
подросли, то стали ходить в собор, главным образом с целью увидеть своих
знакомых и погулять.
Отец в
вопросах религии не был фанатиком. (л.
9 об.) Достаточно привести следующий пример. Он не верил в новоявленную
икону «умиление», которая объявилась в то время в Благовещенской церкви.
Большинство жителей г. Ростова и Ростовского уезда приходили поклониться этой
иконе. Многие принимали «чудотворную» икону в свои дома. В нашем доме ее не
принимали, отец сомневался во всей шумихе, поднятой около этого события, в
чудеса не верил. Мать была более строгой и нередко сердилась на нас за
безбожие.
Хочется еще
отметить, что отец был человеком общественным и интересующимся всей жизнью
государства. Он нередко сам читал газеты, но чаще заставлял читать старшую дочь
и меня. Особенно интересовался работой Государственной Думы. Кроме того мой
отец и многие «столпы» города (Краморев, Полушкин, Комаров и др.) почти каждый
день приблизительно от 10-ти до 12-ти часов собирались в трактире (лучшем в
городе) у Царькова пили чай и обсуждали различные политические и общественные
вопросы (л. 10). Это был своего рода
клуб горожан, так или иначе реагирующих на все события современности. Отец не
раз выбирался гласным Ростовской городской Думы, но были года. Когда он по
баллотировке не проходил в гласные; «прокатили на вороных» - как тогда выражались.
Отец приходил тогда с собрания очень огорченный.
По мещанскому
укладу один из родителей должен быть хозяином, в руках которого
сосредотачивалась вся власть по вопросам домашней жизни семьи. У нас хозяином
был отец; у него были все деньги, он решал все важнейшие вопросы. Расходы
велись так: в крупных магазинах были заведены заборные книжки, по которым
отпускался товар. Напрмер, у Вахромеева брали пудами и даже мешками муку разных
сортов, пшено, гречу, горох. У Хранилова забирали чай, изюм, чернослив, сахар
целыми головами в синей бумаге. Соленую (и свежую рыбу брали у Тимонова; мясо
вначале забирали у Иголкина, а потом у Тимонова. У Титова покупали материал на
пальто, костюм. Платья. Несколько раз в году отец подсчитывал (л. 10 об.) эти заборные книжки и
платил. Картофель и другие овощи привозили с осени на всю зиму из деревни.
Дрова на выкладку «саженями» по договору также привозили из деревни. Некоторые
продукты покупали на рынке. Отец имел суровый взгляд, и был строг. В детстве он
мало нас ласкал, но и бил очень редко. Мы боялись его рассердить и слушались,
не выходили, как говорят, из его воли. Взрослые – мы уважали отца за его справедливость
и большую заботу о нас.
Мать была
ласковая женщина; в обществе была веселая собеседница. Будучи неграмотной, она
по памяти передавала нам много интересных рассказов. Особенно часто говорила
нам о жизни и, я бы сказала, просветительной деятельности среди населения Ростовского
края епископов Игнатия, Леонтия и других. В детстве мать была нашей защитой
против требовательного отца. Она же всегда первая просила отца купить для нас
ту или другую ценную вещь из одежды. Отец часто соглашался с ее доводами и
разрешал купить эту вещь.
(л. 11)
Хочу немного
написать, как жили и работали у нас рабочие-скорняки, мастера – как мы их
называли. Теперь почти во всех рассказах пишут. Как «хозяева» притесняли рабочих
и старались выжать из них все соки. Я постараюсь описать беспристрастно, ничего
не замалчивая и не прикрашивавая. (Читатель сам уже решит, каков был режим в
мастерской моего отца). Порядок дня был такой. В 6 часов утренний чай с черным
хлебом и сахаром; в 10 часов завтрак; к завтраку готовили картофель, жареный в
сале, и чай или винегрет и чай. Некоторые из мастеров успевали сходить в
трактир и там со своими знакомыми попить чаю, а иногда и выпить В 2 часа обед,
который состоял из двух блюд: щи или суп с мясом и гречневая ли пшенная каша с
растительным («постным») маслом. Постом щи или суп варили со снетками, часто
варили в течение поста горох, приготовляли так называемое холодную – окрошку.
Скорняки ели щи или суп из общего блюда с командой «таскай со всем». Кашу,
горох и проч. Также ели (л. 11об.) из
общего блюда. В % часов – вечерний чай с хлебом и сахаром. В 9 часов ужин, примерно
такой же, как и обед. Хлеб пекли дома, и если он не удавался, выходил сырой или
сплюснутый, то мастера сейчас же лепили из хлебного мякиша птиц, зверей и т.д.
и прикрепляли к краям блюда. Приходилось хлеб печь снова. Скорняки у нас были
большею частию местные – жители города Ростова (Ветров, Розанов, Косухины и
др.) В воскресенье на содержании было человека 2 – 3, из других городов; им
готовили такой же обед и ужин, как и в остальные дни, только за чаем давался
белый хлеб – «бельчик» - как в шутку называли его скорняки.
Поведение
мастеров было довольно приличное; ругани, драк я не помню; по крайней мере не
было ни одного случая прихода полиции по этому поводу. Если они и ругались, то
внутри мастерской, а на дворе мы почти никогда не слыхали бранных, неприличных
слов. Правда были скорняки-пьяницы, особенно иногородние. Например, у нас был
мастер под кличкой (л. 15)[2] «армяк»,
он пропивал все, до последней рубашки, но он был тихий, его часто приводили
приятели и укладывали спать. Я считаю, что отец мой вегда рассчитывался с
рабочими, как договаривался. Харчи всегда были свежие и опрятно приготовленные.
Отец нередко завтракал вместе с мастерами: он любил картофель, жареный на сале.
Скорняки часто говорили, что у нас харчи вкуснее, чем у Медведева и Яковлева у
которых также были скорняжные мастерские. Отдельной комнаты для сна не было.
Отец всегда беспокоился об этом; он жалел рабочих, сознавая, что им живется
нелегко. Об этом говорит следующий случай. Один из мастеров проворовался:
сделал большую кражу товара. На суде он сознался, и его осудили на три месяца в
тюрьму. По выходе из тюрьмы он опять пришел к отцу и попросился на работу.
Отец, учитывая тяжелое положение его семьи, жены и детей, взял его. Он очень
благодарил отца и честно служил до своей смерти.
Вот краткие
сведения о моей семье.
Я описала о
состоянии нашей семьи, примерно, до того времени, когда я училась в старших классах
гимназии. В дальнейшее жизнь семьи очень изменилась. У старшего брата
увеличилась семья, он отошел от отца и стал вести домашнее хозяйство
самостоятельно. В мастерской работал как совладелец отца. Второй брат, как уже
говорилось. Служил в Ярославле у Агафонова. Две старшие сестры вышли замуж, я
стала учительницей начальной школы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий