Страницы

Страницы

воскресенье, 5 января 2020 г.

Рождество и Новый год в воспоминаниях крестьянина А.Я. Артынова

Костюмированный бал в Зимнем дворце при императоре Николае I.
Г.П. Виллевальде. 1830-е гг.
// Собрание Государственного Русского музея

В воспоминаниях ростовского крестьянина Александра Яковлевича Артынова (1813—1896) есть свои тематика и хронология. Около двадцати раз он упоминает традиционные Рождественские Новогодние праздники, связанные с его жизнью. В одной из первых глав описаны Рождественские обычаи в родном селе Угодичи. Своз девиц в село к своим родным, гуляния, хороводы, ряженые. Часто Александр Яковлевич припоминал, к месту, тот или иной случай из своей жизни, рассказы своих родных. В дальнейшем, на Рождество и Новый год Артынов зачастую приезжал по торговым делам в Санкт-Петербург, останавливаясь у своей сестры Анастасии (Грачевой). Сначала один, затем с семьей.
Упоминает Александр Яковлевич и о своих посещениях новогодних маскарадов в зимнем дворце, где он побывал минимум два раза. Так, в начале главы XI, Артынов отметил посещение маскарада на новый, 1832 год, поделившись своими впечатлениями об увиденном, рассказав про обращавшую на себя внимание публики жену одного столичного богача. Следующее посещение маскарада в Зимнем дворце произошло на 1 января нового 1836 года. В этот раз Александр Яковлевич был «в маскараде» вместе с женой. Он подметил необыкновенно теплый для зимы день, мороз, ударивший во время маскарада, уже около полуночи и публику, которая почти вся была в легких костюмах.
По традиции, заложенной во времена правления Петра Великого, 1 января Зимний дворец распахивал свои двери перед горожанами разных сословий. Новогодний маскарад, пожалуй, был самым демократичным действом в скованном железными обручами этикета пространстве Зимнего дворца. Французский путешественник барон де Кюстин, с некоторым раздражением, но, по сути, верно подметил «идеологическую» подоплеку этих балов. Он писал в «Записках»: «Когда император открывает свободный с виду доступ во дворец привилегированным крестьянам и буржуа, которых он дважды в году удостаивает чести явиться к нему на поклон, он не говорит земледельцу, купцу: «Ты такой же человек, как я». Во второй половине 1840-х гг. проведение народных маскарадов прекратилось, но многолетняя традиция их проведения стала маленьким кирпичиком программной формулы «Православие – самодержавие – народность».
Литература, источники:
Воспоминания крестьянина села Угодичи Ярославской губернии Ростовского уезда Александра Артынова / Предисл. А.А. Титова. М., 1882. 164 с.
Зимин И.В. Повседневная жизнь Российского императорского двора. Вторая четверть XIX – начало XX в. Взрослый мир императорских резиденций. М.; 2010. 730 c. 244 ил.

***
«…На праздник Рождества был обычай свозить взрослых девиц в селе Угодичи гостить из разных селений; конечно, каждая привозилась к своим родным или знакомым. В Рождество и во второй день хоровод, или круг девиц, собирался весьма велик. Тогда не стеснялися, что не у всех были особенно нарядные костюмы: у кого какой был, в том и шла гулять девица. Богатые и бедные гуляли вместе без зависти и были вполне довольны каждая своим нарядом; тогда было не то, что ныне; за неимением хорошей одежды не сидит дома, как ныне; теперь какая одежда на богатой, такую стараются иметь средние и даже бедные, не думая, что это сопряжено с разорением отца и что, исполняя прихоти дочери, он делается бессильным домохозяином-землевладельцем. Увы, всемогущая мода и роскошь на это не смотрит. Подумаешь, так за мужиков страшно!
В обыкновенные зимние праздничные дни молодые люди и девицы гуляли по улицам, ходя попарно: одна пара за другой; каждая пара имела за собой саночки, с которыми обыкновенно ездят с бельем на озеро. Молодцы в это время ходили группой подле этой длинной "гусеницы" девиц и их санок, высматривая невест, пели песни или играли чигами; дети в это время играли в "лопак", который устраивался на гладком льду, или катались на Мухиной и Фомичевой горах; теперь уже этого нет. Перешло все в одно предание старины. После праздника Рождества начинались свадьбы; обыкновенно дело начиналось с сиденья или смотрин невесты. Свадьбы были не так шумны и разорительны, как ныне; они были немногочисленны; сговор, девичник, княжий стол -- и только. У богатых еще после княжьего брачного стола наутро бывал красный стол, потом у невесты почестье, и тем все заканчивалось; не было ни танцев, ни сборов молодцов и девиц на танцевальные вечерины и другие подобные многочисленные нынешние затеи.
Ведь это все ненужная трата для дармоедов и притом вовсе чужих. Когда просвещение откроет нам глаз Бог весть! Теперь пока молодой народ гибнет в своей необразованности и нравственности, а родители жалуются на непочтение детей, но кто виноват? Сами...».
«…Рождественские праздники прошли так же, как и в прошлые годы, после которых нечувствительно приблизился и новый год. Были у нас ряженые, один парень нарядился чертом с рогами и весьма нас, детей, пугал. Говоря об этом ряженом черте с рогами, припоминаю я и следующий случай. Незадолго до нашего отъезда из Питера пришел я к своему зятю под Невской и увидел там перед воротами Невской лавры великое множество карет и других различных экипажей петербургской аристократии, а также и бесчисленное множество народа. Такое стечение повторялось уже не один день. Собравшийся народ требовал от митрополита показать попа с рогами. Увещания митрополита, что никакого попа с рогами у него нет, не удовлетворяли публику; она еще больше требовала показать ей попа с рогами. В числе зевак очутился и я с зятем Гаврилом; впрочем, как нас, так и всю публику недолго заставили ждать. Вскоре приехало несколько частей с пожарными трубами и стали разгонять, обливая из рукавов водой и кареты и пешеходов; тем вся эта процессия и кончилась. Впрочем, в народе долго и много было об этом различных толков и все не в пользу духовенства. За несколько дней перед этим кем-то была пущена в столице следующая утка: в одном селении Новгородской губернии крестьянин нашел клад и будто бы довольно немалый. Крестьянин почему-то стал просить местного попа окропить его святой водой. Поп отложил это до утра. В полночь под окно крестьянина приходит поп, переряженный чертом с рогами, и требует своего клада как бы обратно; испуганный крестьянин отдал найденный клад, с которым поп и ушел от окна. Придя домой, поп поскользнулся и упал головой на шкуру убитого им козла, и когда встал, то увидел, что козлиная шкура крепко приросла к его телу, а надетые раньше на голову козлиные рога не отставали. Затем будто бы поп в таком виде и приведен был ко владыке, чему были и самовидцы, которые видели, как везли попа с рогами в Невский монастырь. В истину этой басни верила вся столица и съезжалась смотреть попа с рогами. В числе других и мы с зятем, облитые водой, ушли на постоялый двор Мосягина, не видав попа с рогами.
Новый 1825 год, по обычаю сельскому, мать моя праздновала со мной в селе Сулости у свата Андрея Гаврилова Грачева, который, как я уже говорил, был красноречивый рассказчик разных событий. Вот два его рассказа, удержавшиеся с того времени в моей памяти: одного недоросля, крестьянского сына села Сулости, проезжие попросили указать дорогу к Ярославлю; он охотно согласился, сел рядом с кучером на беседку и поехал с ними проводить только до околицы, но, проехав дальше, так и пропал; только ярославская полиция через несколько дней нашла его сидящим на плоту реки Которосли в Ярославле. По его изнуренному и растерянному виду, растерзанных и избитых от ходьбы ног, его взяли в больницу, где он нескоро и образумился. Когда пришел в себя, то сказал, кто он и отколе, и как с проезжающим выехал только за околицу села показать дорогу, и как во время этой езды он услышал благовест колокола и перекрестился. В этот момент проезжающие и лошади исчезли, и он увидел себя на плоту. Колокольный звон гудел во многих местах, и он не знал, где находится, и чувствовал болезнь в подошвах, которые не давали ему встать на ноги…»
«…В бытность в Петербурге я в новый, 1832 год был с сестрой и зятем в Зимнем дворце в маскараде, где обращала на себя внимание публики жена одного столичного богача; красота и дородство ее соответствовали ее наряду, состоявшему из малиновой бархатной ферязи, а русская длинная рубашка и кокошник, усыпанный драгоценными камнями, довершали украшение.
Зятю Дмитрию был хорошо знаком отец этой знаменитой красавицы; вот рассказ его об ее замужестве: около другой дачи Грачева, Ильи Андреева, у старой Московской заставы, близ обводного канала, торговал небогатый мелочной лавочник, который имел одну только дочь. В одно время перед его лавкой остановился молодой человек лет 30, приехавший на паре заводских рысаков, в щегольском экипаже; войдя в мелочную лавку, он завел с хозяином лавочки посторонний разговор, а потом стал просить, чтобы он показал ему свою дочь, которая в это время была в своей каморке; отец долго на это не соглашался, наконец был убежден показать ее и в самом скудном, но опрятном наряде вывел ее из каморки; она была стыдлива и застенчива; гость, сказав ей обычные приветствия и обратясь к ее отцу, стал просить ее себе в супружество; отец от этого пришел в недоумение и отозвался, что он не знает, с кем и речь ведет; тогда гость спросил: у кого он более покупает мяту и прочий свой товар?* Тот отвечал, что товар он покупает более у купца Воронова на Садовой улице. И прекрасно! отвечал ему незнакомец. Спроси там обо мне, -- и дал ему записку о своей фамилии, обещая приехать к нему завтра в такое же время. Лавочник идет в лавку Воронова и там у знакомого ему приказчика спрашивает о своем посетителе; приказчик удивился этому вопросу и сказал: зачем он о нем спрашивает? Но тот не сказал правды, а что-то другое; тогда приказчик назвал фамилию, кого он спрашивает, и что это один из братьев миллионеров и биржевых торговцев; что младший брат женат на богачихе, а старший холостой. Услыхав это, лавочник в недоумении пришел в свою лавочку и, не сказав ничего своей дочери, ждал назначенного часа. В назначенное время незнакомец приехал и стал спрашивать у лавочника, осведомлялся ли он о нем? и получил ответ, что осведомлялся; "Ну, сказал он, теперь согласен ли отдать за меня свою дочь?.." Тот не знал, что и отвечать на это; но дело у них скоро сладилось; невеста появилась, помолились Богу и дело закончили; тогда жених дает лавочнику пакет с несколькими тысячами рублей и велит ему в указанном доме нанять для его приезда квартиру, а невесте дает тоже пакет пополновеснее на ее наряды. Об этом браке много было толков, но наконец все замолкло.
Маскарад показал мелочницу-лавочницу во всем блеске ее красоты, наряда и даже если не образованности, то уменья себя держать. На свой праздник Крещенья я поспешил приехать из Питера в село Угодичи. Товарищем моим был Федор Максимович Плешанов, ездивший каждый год в это время из Петербурга в Ростов к своему отцу с годичным отчетом. Езда наша была самая быстрая…»
«…В Новый 1836 год, 1 января, был с женой в маскараде в Зимнем дворце; день был теплый, но во время маскарада, около полуночи, сделался жестокий мороз, а публика почти вся была в легких костюмах…».

Комментариев нет:

Отправить комментарий