 |
| Костюмированный бал в Зимнем дворце при императоре
Николае I. Г.П. Виллевальде. 1830-е гг. // Собрание Государственного Русского музея |
В
воспоминаниях ростовского крестьянина Александра Яковлевича Артынова (1813—1896) есть свои
тематика и хронология. Около двадцати раз он упоминает традиционные Рождественские
Новогодние праздники, связанные с его жизнью. В одной из первых глав описаны Рождественские
обычаи в родном селе Угодичи. Своз девиц в село к своим родным, гуляния, хороводы,
ряженые. Часто Александр Яковлевич припоминал, к месту, тот или иной случай из своей
жизни, рассказы своих родных. В дальнейшем, на Рождество и Новый год Артынов зачастую
приезжал по торговым делам в Санкт-Петербург, останавливаясь
у своей сестры Анастасии (Грачевой). Сначала один, затем с семьей.
Упоминает
Александр
Яковлевич и о своих посещениях новогодних маскарадов в зимнем
дворце, где он побывал минимум два раза. Так, в начале главы XI, Артынов отметил посещение маскарада
на новый, 1832 год, поделившись своими впечатлениями об увиденном, рассказав про
обращавшую
на себя внимание публики жену одного столичного богача.
Следующее
посещение маскарада в Зимнем дворце произошло на 1 января нового 1836 года. В
этот раз Александр Яковлевич был «в маскараде» вместе с женой. Он подметил
необыкновенно теплый для зимы день, мороз, ударивший во время маскарада, уже около
полуночи и публику, которая почти вся была в легких костюмах.
По
традиции, заложенной во времена правления Петра Великого, 1 января Зимний
дворец распахивал свои двери перед горожанами разных сословий. Новогодний
маскарад, пожалуй, был самым демократичным действом в скованном железными
обручами этикета пространстве Зимнего дворца. Французский путешественник барон
де Кюстин, с некоторым раздражением, но, по сути, верно подметил
«идеологическую» подоплеку этих балов. Он писал в «Записках»: «Когда император
открывает свободный с виду доступ во дворец привилегированным крестьянам и
буржуа, которых он дважды в году удостаивает чести явиться к нему на поклон, он
не говорит земледельцу, купцу: «Ты такой же человек, как я». Во второй половине
1840-х гг. проведение народных маскарадов прекратилось, но многолетняя традиция
их проведения стала маленьким кирпичиком программной формулы «Православие –
самодержавие – народность».
Литература, источники:
Воспоминания крестьянина села Угодичи Ярославской
губернии Ростовского уезда Александра Артынова / Предисл. А.А. Титова. М., 1882. 164 с.
Зимин
И.В. Повседневная жизнь Российского императорского двора. Вторая четверть XIX –
начало XX в. Взрослый мир императорских резиденций. М.; 2010. 730 c. 244 ил.
***
«…На праздник Рождества
был обычай свозить взрослых девиц в селе Угодичи гостить из разных селений;
конечно, каждая привозилась к своим родным или знакомым. В Рождество и во
второй день хоровод, или круг девиц, собирался весьма велик. Тогда не
стеснялися, что не у всех были особенно нарядные костюмы: у кого какой был, в
том и шла гулять девица. Богатые и бедные гуляли вместе без зависти и были
вполне довольны каждая своим нарядом; тогда было не то, что ныне; за неимением
хорошей одежды не сидит дома, как ныне; теперь какая одежда на богатой, такую
стараются иметь средние и даже бедные, не думая, что это сопряжено с разорением
отца и что, исполняя прихоти дочери, он делается бессильным
домохозяином-землевладельцем. Увы, всемогущая мода и роскошь на это не смотрит.
Подумаешь, так за мужиков страшно!
В обыкновенные зимние
праздничные дни молодые люди и девицы гуляли по улицам, ходя попарно: одна пара
за другой; каждая пара имела за собой саночки, с которыми обыкновенно ездят с
бельем на озеро. Молодцы в это время ходили группой подле этой длинной
"гусеницы" девиц и их санок, высматривая невест, пели песни или
играли чигами; дети в это время играли в "лопак", который устраивался
на гладком льду, или катались на Мухиной и Фомичевой горах; теперь уже этого
нет. Перешло все в одно предание старины. После праздника Рождества начинались
свадьбы; обыкновенно дело начиналось с сиденья или смотрин невесты. Свадьбы
были не так шумны и разорительны, как ныне; они были немногочисленны; сговор,
девичник, княжий стол -- и только. У богатых еще после княжьего брачного стола
наутро бывал красный стол, потом у невесты почестье, и тем все заканчивалось;
не было ни танцев, ни сборов молодцов и девиц на танцевальные вечерины и другие
подобные многочисленные нынешние затеи.
Ведь это все ненужная
трата для дармоедов и притом вовсе чужих. Когда просвещение откроет нам глаз
Бог весть! Теперь пока молодой народ гибнет в своей необразованности и
нравственности, а родители жалуются на непочтение детей, но кто виноват? Сами...».
«…Рождественские праздники прошли
так же, как и в прошлые годы, после которых нечувствительно приблизился и новый
год. Были у нас ряженые, один парень нарядился чертом с рогами и весьма нас,
детей, пугал. Говоря об этом ряженом черте с рогами, припоминаю я и следующий
случай. Незадолго до нашего отъезда из Питера пришел я к своему зятю под
Невской и увидел там перед воротами Невской лавры великое множество карет и
других различных экипажей петербургской аристократии, а также и бесчисленное
множество народа. Такое стечение повторялось уже не один день. Собравшийся
народ требовал от митрополита показать попа с рогами. Увещания митрополита, что
никакого попа с рогами у него нет, не удовлетворяли публику; она еще больше
требовала показать ей попа с рогами. В числе зевак очутился и я с зятем
Гаврилом; впрочем, как нас, так и всю публику недолго заставили ждать. Вскоре
приехало несколько частей с пожарными трубами и стали разгонять, обливая из
рукавов водой и кареты и пешеходов; тем вся эта процессия и кончилась. Впрочем,
в народе долго и много было об этом различных толков и все не в пользу
духовенства. За несколько дней перед этим кем-то была пущена в столице следующая
утка: в одном селении Новгородской губернии крестьянин нашел клад и будто бы
довольно немалый. Крестьянин почему-то стал просить местного попа окропить его
святой водой. Поп отложил это до утра. В полночь под окно крестьянина приходит
поп, переряженный чертом с рогами, и требует своего клада как бы обратно;
испуганный крестьянин отдал найденный клад, с которым поп и ушел от окна. Придя
домой, поп поскользнулся и упал головой на шкуру убитого им козла, и когда
встал, то увидел, что козлиная шкура крепко приросла к его телу, а надетые
раньше на голову козлиные рога не отставали. Затем будто бы поп в таком виде и
приведен был ко владыке, чему были и самовидцы, которые видели, как везли попа
с рогами в Невский монастырь. В истину этой басни верила вся столица и
съезжалась смотреть попа с рогами. В числе других и мы с зятем, облитые водой,
ушли на постоялый двор Мосягина, не видав попа с рогами.
Новый 1825 год, по обычаю сельскому,
мать моя праздновала со мной в селе Сулости у свата Андрея Гаврилова Грачева,
который, как я уже говорил, был красноречивый рассказчик разных событий. Вот
два его рассказа, удержавшиеся с того времени в моей памяти: одного недоросля,
крестьянского сына села Сулости, проезжие попросили указать дорогу к Ярославлю;
он охотно согласился, сел рядом с кучером на беседку и поехал с ними проводить
только до околицы, но, проехав дальше, так и пропал; только ярославская полиция
через несколько дней нашла его сидящим на плоту реки Которосли в Ярославле. По
его изнуренному и растерянному виду, растерзанных и избитых от ходьбы ног, его
взяли в больницу, где он нескоро и образумился. Когда пришел в себя, то сказал,
кто он и отколе, и как с проезжающим выехал только за околицу села показать
дорогу, и как во время этой езды он услышал благовест колокола и перекрестился.
В этот момент проезжающие и лошади исчезли, и он увидел себя на плоту.
Колокольный звон гудел во многих местах, и он не знал, где находится, и
чувствовал болезнь в подошвах, которые не давали ему встать на ноги…»
«…В бытность в Петербурге я в новый,
1832 год был с сестрой и зятем в Зимнем дворце в маскараде, где обращала на
себя внимание публики жена одного столичного богача; красота и дородство ее
соответствовали ее наряду, состоявшему из малиновой бархатной ферязи, а русская
длинная рубашка и кокошник, усыпанный драгоценными камнями, довершали
украшение.
Зятю Дмитрию был хорошо знаком отец
этой знаменитой красавицы; вот рассказ его об ее замужестве: около другой дачи
Грачева, Ильи Андреева, у старой Московской заставы, близ обводного канала,
торговал небогатый мелочной лавочник, который имел одну только дочь. В одно
время перед его лавкой остановился молодой человек лет 30, приехавший на паре
заводских рысаков, в щегольском экипаже; войдя в мелочную лавку, он завел с
хозяином лавочки посторонний разговор, а потом стал просить, чтобы он показал
ему свою дочь, которая в это время была в своей каморке; отец долго на это не
соглашался, наконец был убежден показать ее и в самом скудном, но опрятном
наряде вывел ее из каморки; она была стыдлива и застенчива; гость, сказав ей
обычные приветствия и обратясь к ее отцу, стал просить ее себе в супружество;
отец от этого пришел в недоумение и отозвался, что он не знает, с кем и речь
ведет; тогда гость спросил: у кого он более покупает мяту и прочий свой товар?* Тот
отвечал, что товар он покупает более у купца Воронова на Садовой улице. И
прекрасно! отвечал ему незнакомец. Спроси там обо мне, -- и дал ему записку о своей
фамилии, обещая приехать к нему завтра в такое же время. Лавочник идет в лавку
Воронова и там у знакомого ему приказчика спрашивает о своем посетителе;
приказчик удивился этому вопросу и сказал: зачем он о нем спрашивает? Но тот не
сказал правды, а что-то другое; тогда приказчик назвал фамилию, кого он
спрашивает, и что это один из братьев миллионеров и биржевых торговцев; что
младший брат женат на богачихе, а старший холостой. Услыхав это, лавочник в
недоумении пришел в свою лавочку и, не сказав ничего своей дочери, ждал
назначенного часа. В назначенное время незнакомец приехал и стал спрашивать у
лавочника, осведомлялся ли он о нем? и получил ответ, что осведомлялся;
"Ну, сказал он, теперь согласен ли отдать за меня свою дочь?.." Тот
не знал, что и отвечать на это; но дело у них скоро сладилось; невеста
появилась, помолились Богу и дело закончили; тогда жених дает лавочнику пакет с
несколькими тысячами рублей и велит ему в указанном доме нанять для его приезда
квартиру, а невесте дает тоже пакет пополновеснее на ее наряды. Об этом браке
много было толков, но наконец все замолкло.
Маскарад показал мелочницу-лавочницу
во всем блеске ее красоты, наряда и даже если не образованности, то уменья себя
держать. На свой праздник Крещенья я поспешил приехать из Питера в село
Угодичи. Товарищем моим был Федор Максимович Плешанов, ездивший каждый год в
это время из Петербурга в Ростов к своему отцу с годичным отчетом. Езда наша
была самая быстрая…»
«…В Новый 1836 год, 1 января, был с
женой в маскараде в Зимнем дворце; день был теплый, но во время маскарада,
около полуночи, сделался жестокий мороз, а публика почти вся была в легких
костюмах…».
Комментариев нет:
Отправить комментарий