Жданова (Пыхова) Наталия Борисовна (1946-2015). Первые детские воспоминания

В походе. 5-й класс. На привале у речки Пулохмы в лесу. 1957 г. Слева направо: Витя Опарин, (?), Галя Кац, Нина Коровкина, Вова Новиков, Слава Ухабов, Аля Полетаева, Галя Святова, Тамара Зорина, Галя Титова, Ольга Титова, Надя Никонова, Лида Парыгина, (?), Ангелина Титова, Наташа Пыхова (Жданова), Саня Федоров, (?), (?). Фото здесь и ниже: Из семейного альбома Лидии Яковлевны Парыгиной

Ранее здесь были опубликованы воспоминания Наталии Борисовны Ждановой (Пыховой) (1946-2015) об учителях Поречья-Рыбного. В этой публикации представлен фрагмент ее дневника, охватывающий первые воспоминания о Поречье-Рыбном, где она родилась и выросла. Воспоминания для публикации предоставили дочери Наталии Борисовны - Юлия и Диана Ждановы.

***

Дом, с большим коридором с большой печкой, занимавшей треть жилья, маленькая кухня с самоваром на столе. В углу ухваты. Печка топилась и летом: надо было на чем-то готовить. Поэтому дому всегда стоял легкий запах печной гари и еды. О печке можно говорить бесконечно. Это и место, где спали, где я играла за занавеской и представляла, что это моя комната. Подушки старые, которые от возраста совсем не были мягкими, и лоскутное одеяло, тяжелое, не знавшее пододеяльника. А рядом на полатях корзины с луком, который хранили до весны и ели. Ближе к весне из корзины кое-где торчали зеленые перья. Это означало, что настало время лук перебирать, т.е. выпросить сухой и гнилой, а хорошо проросший ставили в воду и он быстро шел в рост. Это были первые весенние витамины. Возвращаюсь к печке. Кроме нее лежанка, которую летом не топили. Это было и место, где просто грелись, придя с мороза, а также место для игр: однажды я увидела оцинкованное корыто, оставленное после стирки. Вообразив, что это лодка, я села и стала «плыть». А забыв, что лежанка узкая, села на конец корыта, который свешивался с лежанки. Дальше помню грохот, испуг. Это я оказалась на полу под корытом. Больше в такие игры я не играла. Еще один предмет интерьера: деревянный диван непонятного цвета, источенный жучком. На нем редко кто сидел, а над ним фотографии в рамках. Так было у всех. Маленькие и редкие пожелтевшие от времени, они напоминали о близких и друзьях. Рамки фотографий тоже были источены вездесущими жучками. Рядом на стене радио, кружок, черное, из которого неслись новости, постановки «Театр у микрофона» и музыка самая разнообразная, которую я люблю и по сей день. Где могла услышать деревенская девчонка «Соловья» Алябьева? Или Чайковского «Времена года»? Тысячу раз неправы современные составители радио и телепрограмм говоря: «Транслируем только передачи и с высоким рейтингом». Любовь к родине и музыкальный вкус надо воспитывать с детства. И не за деньги.

Опять к дому. Длинное зеркало в деревянной раме висело в переднем углу. Оно искажало изображение с краю до такой степени, что это было очень похоже на комнату смеха. Деревянные иконы в правом углу комнаты. Мне было 4 года, когда случился в доме пожар. Иконы спасали в первую очередь. Перед праздниками перед ними всегда горела лампадка. Так было во всех домах, хотя церковь в поселке была разграблена в 1929 году. Предмет особой гордости - кровать с никелированными шариками. Кто на ней спал, не помню, кажется все по очереди. Белоснежное белье, вязаный подзор, сбоку белые занавески, прикрывавшие вид сбоку. Кровать утром убирали, матрац, перины и подушки взбивали, стелили покрывало. В течении дня ни у кого и мысли не возникало лечь на кровать. И наконец, шкаф для одежды и белья. Белье гладили утюгом, в середину которого клали горячие угли. Перед началом глажки белье приносили домой, слегка подсушивали, рядом стоял стакан с водой, чтобы белье лучше гладилось, воду брали в рот и прыскали. Вообще процесс стирки и глажения - это то, чему надо было учиться долго. Белье стирали в корыте хозяйственным мылом на стиральной доске. Дома стоял пар и запах мыла. Иногда белье отбеливали в большом котле с золой в печке. Особая отвага - полоскать белье зимой в проруби. Полоскали в ледяной воде, без перчаток (они появились позже). Делали несколько заходов, руки отогревали на лежанке, а белье вешали на чердак, где оно висело недели две, вымораживалось. Раз в неделю посещение бани, где всегда надо было занимать очередь, особенно в субботу. Баня тесная, с облупившейся, вздувшейся краской на стенах. Шкафчики по кругу, не запирались. Тазы общественные, оцинкованные. Ими пользовались не все. Старались принести свои, эмалированные. Ну, меня уже унесло в баню. Это было и местом помывки, и местом обмена информацией. Своеобразный клуб, глава которого была т. Маня-банщица. Никто не знал ее фамилии. И ее дочка стала банщицей и внуки тоже.

Отдельная тема – генеральная уборка в доме. Некрашеный пол мыли, вернее, терли веником-голиком, насыпав на пол, раскрошенный в порошок красный кирпич или речной песок. Получался своеобразный танец. Стены белили мелом. Занавески и шторы крахмалили. На окнах обязательная герань, столетник, спаржа и жасмин, который цвел зимой маленькими белыми цветочками. Позднее появились гортензии, зимовавшие под кроватью и цветок «декабрист». Фикусы были в каждом доме, так сказать собиратели пыли.

Раз уже пошла речь о цветах, надо упомянуть и об уличных цветах. Ноготки, елочки бордюрные, анютины глазки и дикие кустовые розы - основной нехитрый набор, который красовался в палисадниках. Позднее местное население узнало и более диковинные цветы. И все благодаря заводскому садовнику Николаю Ивановичу. В его обязанности входило выращивать цветочную рассаду для заводской территории и клубной. Это был очень вежливый, спокойный и приветливый человек. Мы, дети, с любопытством смотрели, как он поливал рассаду цветов и заботливо укрывал ее матами, сделанными из тростника. А это особое искусство поречан. Мы стали потихоньку ему помогать. Он не возражал, только всегда просил быт аккуратными, что мы и делали. В мае начинали рассаду раскладывать по ящичкам и развозить на места посадки. Мы, конечно, помогали с особым рвением, т.к. нам разрешалось самим сажать цветы в клумбы и поливать. Поливали мы ее до тех пор, пока она не укоренится. Слабые и поломанные растения Николай Иванович разрешал брать домой. Вот тогда-то около домов и появились астры, львиный зев, маргаритки, циннии и другие доселе невиданные цветы. С клумб цветов никто не рвал. Наоборот, осенью собирали семена, чтобы развести новый сорт около дома.

Немного воспоминаний о нашей улице. Это была улица, которую асфальтировали первую. Там люди со всего поселка шли на работу и с работы, а также в школу, расположенную в бывшем барском доме. Все дома были аккуратно побелены и покрашены. У каждого дома палисадник с цветами. Улицу у дома мели вениками. По канаве росла трава-мурава, подорожник и растение, которое мы назвали «просвирками» и ели. Видно, это было с войны заведено, в голодные годы ели всё, что было съедобным. Удивительно, но крапивы и лопухов около домов не было.

Завод был сзади дома. Заводской гудок мы слышали четыре раза в день. Утром на работу, потом на обед и с обеда и окончание смены. За гудок отвечал д. Яша Подорванов, отец моей подруги по улице. Немногословный мужичок, скромно одетый, но мы знали, что он дает гудки, а это очень важно.

Мы уличные друзья все были из многодетных семей. А я была одна. Они относились ко мне несколько иначе, пытались подшучивать и дразнить безотцовщиной. Но я не обижалась. А если и обижалась, мама говорила: «Я разбираться не буду, иди и сама все улаживай». Так вот и приходилось приспосабливаться. Единственная девочка, которая также была в семье одна - Нина Кокорина, дочь моей учительницы начальных классов. Мы дружили хорошо, но я была более смелой, если надо, дерзкой, могла гулять допоздна. Маме приходилось загонять меня домой, а Нина шла домой сразу после первого слова «Домой». В больших семьях не было никаких игрушек. Их делали сами из подручных материалов. С едой особой нужды не было: выручал огород и завод, где можно было купить отходы от консервного производства. Так что чугун с кислыми щами на косточках, студень, соленые огурцы, помидоры, килька с картошкой или пшённая каша, всегда были на столе. Всё необходимое для жизни было, скромно, заштопано, зашито и перешито, но все было. Было чисто.

Хочется выделить семью Борисовых, 9 человек детей, разного возраста. Семья было организованная. Отец – д. Петя, заядлый огородник, особенно хорошо у него получалось с парниками и рассадой. Дети разные по характеру, но чувствовавшие родительскую любовь. Не богатая семья, но со своими традициями, приветливые. К ним всегда пускали погреться на лежанке, поиграть.

Дворовые компании, то, что сейчас, нет, и вряд ли будет из-за проклятого капитализма. Здесь мы получали первый опыт человеческого общения, учились уступать, побеждать, наблюдать, делать выводы. А игры! В прятки, которые почему-то назывались «курючками», где могли заводить до слез, но потом жалели и пересчитывались заново. Где только не прятались! Однажды залегли в борозду между грядками после дождя. А на грядке рос сельдерей, он поле дождя выделяет сок, который обжигает кожу. Домой пришла, все лицо в серых пятнах и руки тоже. Рвалась и пачкалась обувь и одежа, слышались крики, возгласы, но драк и оскорблений не было. Мы были равны и знали друг о друге все. Купались в двух местах: напротив дома Борисовых, там было хорошее дно и довольно мелко. И у Кабацкого мостика, где летом купалась вся ребятня. А отогреваться лезли на крышу водокачки. Железо жжёт, зато быстро высыхали трусы. Для девчонок особым умением считались «скачки», т.е. «классики». Тут не было равных Нине Подорвановой. Сильная, целеустремленная, где надо острожная, она всегда выигрывала. Переиграть ее было не возможно. Запомнилось и то, что она очень домовитая, у нее всегда игрушки на месте. Она не была жадной. Её легкая грубость даже казалась ласковой. Её мама поила нас чаем с тянучками и никогда не нарушала наши игры, и очень любила песню «Ах, Самара, городок!», и пекла блины на соде.

Наша улица Чапаева, не считая Центральной, была второй по важности в Поречье, хотя и называлась Заречьем, т.е. за рекой от церкви. Завод и школа - два самых важных объекта, определявшие жизнь посёлка, находились здесь. От сюда начинались демонстрации к 1 мая и 7 ноября. Впереди шёл заводской духовой оркестр, за ним колонны рабочих и служащих завода, а школьная колонна шла за ними. Всегда красочная, с цветами, транспарантами и песнями. Это придавало людям чувство единения, сопричастности к жизни в стране. Все знали своих передовиков производства, активистов и лучших учеников. Прослойка интеллигенции была большая, заводское начальство, врачи, учителя, руководство колхоза. Это были выходцы из народа, закончившие институты, чаще всего местные. А приезжие быстро вливались в свой коллектив, решался жилищный вопрос, молодые выходили замуж, женились, создавали семьи и оставались жить в посёлке.
Большая часть населения была связана с заводом. Поколениями работали на нём и простыми рабочими, и технологами. Инженеры редко были из местных, чаще присылали из Москвы или с Украины. Крепка была дисциплина. За систематические опоздания могли уволить. В проходной висели стенды с крючочками, на которые каждый, кто проходил через проходную, вешал жетон. Когда гудел гудок, начальство могло видеть, все ли пришли, и кого нет. Лишь работники непрерывного производства отмечались как-то по-особому: кочегары, сторожа и т.д. Территория завода всегда была чистой и ухоженной. Летом цвели цветы, декоративные кусты. Зимой дорожки убраны от снега. Это была заслуга Лёни-дворника. Это был простоватый человек, каких англичане называют Simple Simon. Дисциплинированный, одетый в дворницкую одежду, вечно с метлой в обнимку, он был немногословен и трудолюбив. Никого не задевал, хотя его и пытались дразнить, он не реагировал. Приходил в заводскую столовую и ел щи на мясном бульоне и гуляш с картофельным пюре. А жил он в Скнятинове, а это немного, немало 2,5 километра от Поречья. Никогда не опаздывал, наоборот, по нему можно было сверять часы. Ведь были такие люди, безобидные и нужные.

Отдельно хочется рассказать о семье Крахмальниковых. Отец был главным инженером много лет, а мама работала в бухгалтерии. Их дочь Вика со второго класса по 6 класс училась со мной. Это была еврейская семья родом из Москвы, которая очень пострадала в сталинские годы. Где они только не были: Казахстан, Дальний Восток. Поречье в 200 километрах от Москвы было для них последним прибежищем, т.к. в Москву их не пускали. Отец Вики Яков Львович, одетый в белый льняной костюм и парусиновые тапочки был очень умным проницательным человеком. Семья редко кого пускала к себе домой. Я удостоилась этой чести раза 2. Аккуратно побеленные комнаты, застланные белыми покрывалами кровати, скромность и чистота - вот что поразила меня. Я даже отобедала с ними. В отличие от наших простых ложек и ножей, посуда у них была мельхиоровая. И сам процесс обеда отличался от нашего. Мама Вики, - приветливая женщина, всегда вела недолгие разговоры с моей мамой о школе, об учёбе, о жизни, чему моя мама, простая телефонистка, была рада и даже гордилась. А Вика была очень умной, развитой девочкой и конечно отличалась от нас своей выдержанностью и старанием. У нас с ней было негласное соревнование по учёбе. Чаще всего мы были круглыми пятерочницами, но иногда одна четвёртка делала кого-то из нас на разряд ниже. И тогда это заставляло нас учиться с большим старанием в следующей четверти. Никакой злобы не было, т.к. Анна Ивановна (наша первая учительница) была очень справедлива. Удивительно, но после стольких лет (более 50 лет), мы с Викой обе в Москве. И когда я позвонила ей, я услышала всё тот же приветливый голос, с легкой картавинкой, и мы с удовольствием вспоминали детство, как будто это было вчера. Вспомнили наших родителей, учителей и одноклассников. Все-таки школьная дружба - самая крепкая.

Жданова Наталья. М., 2012.

Наташа Пыхова (Жданова), Тамара Лалина, Ангелина Титова, Галя Кац, Вика Крахмальникова, Лида Парыгина, Наташа Дудонова. Около 1960 г.

Демонстрация учащихся на 22 апреля, день рождения В.И. Ленина в движении от школы по ул. Чапаева. Начало 1960-х гг.